Кан-Кун: Отчёт об одном уходе Александра Бренера

Записки из андерграунда.

Неожиданно для себя я вдруг обнаружил, что Саша Бренер, один из главных арт-хулиганов конца 90-х, водивший голого Кулика на поводке и отсидевший за вандализм над картиной Малевича в Голландии, активно пишет и публикуется. Все труды, правда, выходят микроскопическим тиражом 500-1.000 экземпляров, не больше – не жалует публика Сашу и его закадычную подругу Варвару/Барбару Шурц – а я жалую и всё, что нашёл, всё и купил.

Надо признать, что последний раз я читал Бренера давно, лет 10 назад, и мне было страсть как интересно посмотреть, изменилось ли что-то в его хулиганском письме и бесшабашной манере за эти годы. Ну, не особо много.

Как-Кун – это короткий экскурс в скитания Бренера по Европе, сквоттерство и бродяжничество от Лондона и Цюриха до Стамбула, эдакий Эдичка конца 10-х, но без революционного пафоса, а с пафосом самопровозглашенного аскета и отшельника от культуры. Ну, не без толики хулиганства, конечно – хотя акционист без инстаграмма и без followers, это, правда, в наши времена редкость.

Но, главное, Кан-Кун – это все же такое окошко в философию Бренера, манифест отказа, ухода, отречения, желания не быть как кто-либо еще, ни лидеры арт-подполья, ни левые философы, ни звёзды мирового искусства, хочется быть как никто и именно так кануть в Лету.

Забавная книга не для всех. Точно буду читать остальные.

=====

К категории «ужасающих сообществ» относятся художественные сквоты. В Париже мы побывали в одном таком доме, захваченном студентами Высшей Школы Изящных Искусств и приспособленном для жилья и студий.

В пустых комнатах были установлены арт-объекты, инсталляции, видео, живопись. Мы поднимались с этажа на этаж и смотрели на эту эстетическую продукцию, ничем не отличающуюся от обычных галерейных экспонатов. Современное искусство в своём среднем эшелоне – халтура, повторяющая себя до бесконечности.

И вдруг видим: какие-то лощёные дамы и господа ходят по дому в сопровождении молодёжи. На вид типичные кураторы и галеристы – в чёрных пальтишках, дизайнерских шмотках. А юные дарования угодливо показывают им свои творения. О, до чего же поганая сценка в якобы освобождённом пространстве!

Нам захотелось разрушить это наваждение.

В обнимку, как два пьяных матроса, вклинились мы в артистическую толпу и нагло встали перед кураторами, заслоняя им какое-то видео. И схватились за свои причинные места, и скорчили дикие, дегенеративные рожи, и издали пердящие, претящие гладким менеджерам, звуки. И стали ухать и охать, бухать и грохать – да так, что не на шутку испугали одну изящную мадам и одного изысканного месье, а заодно и всю золотую сквоттерскую молодёжь. Они пасти разинули от нашего плебейского скоморошества.

Но когда мы совсем распоясались – спустили штаны и показали им волосатые гениталии – то, разумеется, нашлись и среди мирных художников воинствующие укротители и полицейские заместители. Ловко, квалифицированно схватили они нас и потащили на улицу.

====

Напоминает The Square Рубена Остлунда, а?


Командировка Аскольда Акиншина

Короткая футуристическая зарисовка, однако. Этюд.


Нью-Йоркская азбука Александра Флоренского

Одна из одиннадцати книг питерского художника Александра Флоренского в серии Азбука, его карандашно-угольно-графические зарисовки-травелоги из разных городов. Нью-Йорк близок моему сердцу, раз два лета (2017 и 2019 я провёл там) – хоть и не со всеми выборами букв у Александра я согласен. 

А “W” так вообще повеселила страшно. Не знаю как в 2015 году, а в 2019 Williamsburg could easily be called Hisptersburg.

 


Индейское лето Мило Манара и Уго Пратта

Краткая и немного пустая книга от Мило Манара и Уго Пратта, жестокое повествование о резне поселенцев и индейцев в 16 веке, о промискуитете и инцесте, о странной жестокости во времена ранних колонизаторов Америки. The story of Scarlett Letter, адаптированная и сокращённая.

Типический итальянский комикс из 80-х – несмотря на легкую эротику, как-то без особых восторгов. 


Akira volume 1: Tetsuo by Katsuhiro Otomo

Katsuhiro Otomo’s volume 1 of Akira series is all about action and adventure. Not really something that I look for in comic books and manga, but it is worthwhile to flip though such classic pieces of the genre every once in a while. 


Старик путешествует Эдуарда Лимонова

img_3999-1С тяжелым сердцем начинал читать последний предсмертный роман Эдуарда Лимонова (уверен, наследники, издатели, черт знает кто ещё, они все выпустят много чего посмертного) – а закончил легко и с душей легкой.

Эдичка был и остался, наверное, главным рубаха-парнем, лучшим дворовым поэтом уличного Харькова, совдеповской Москвы, Нью-Йорка времён Баскиа задолго до джентрификации всего и вся, социалистической и буржуазной Франции конца 80х, агрессивным горлопаном ельцинских диких и свободных 90х, борцом за присоединение Крыма и Северного Казахстана в нулевых, задолго до победоносного крымнаш, автором великолепной тюремной прозы из Лефортово и зоны – и не сдающим и сдающимся дедом в десятых. Не старик Козлодоев ни разу.

Что бы кто ни говорил, как бы ни относится к радикальным политическим взглядам деда – который умудрялся в каждую эпоху встать в оппозицию к любой власти, перейти от антисоветчика к антикапиталисту, от стремления вырвать наружу из Совдепии к пафосу вооруженной революционной борьбы чуть ли не за неё – а вот читаешь любую книгу деда и видишь – честен с собой до конца, не прячет свои недостатки – и, черт возьми, великий писатель земли русской.

Я, конечно, чуть biased, сразу скажу – я все же читал, наверное, с добрых три десятка, если считать стихи, книг Вениаминыча – зато говорю и утверждаю с широты всего этого почитанного, а не только известного романа мосье Каррера. И вот эта вот короткая голубая книжка, воспоминания и дополнения к жизни, сочащейся через пальцы и убегающей в песок, она ценна не сама по себе – это не просто сборник воспоминаний и замёток, это настоящий мета-текст, дополняющий и цитирующий Лимонова всех его периодов, всех его женщин, всех настроений и убеждений. Мне сложно сказать, как воспримет ее условный нуб, молодой человек, ранее никогда Лимонова не читавший – которого и образы Наташи, и хулиганского Харькова, и вся его военреволюционная деятельность минули и обошли стороной. Не знаю.

И все же Эдичка умер. И тут написал мне один товарищ, «Эдичка умер давно, вместо него доживал какой-то маразматик» – но нет, не так это совсем. Можно было не любить бравого седовласого крикуна Савенко и его протестные возгласы, не поддерживать Стратегию 31 и не одобрять марши его бравых Санькя НБП-солдат в чёрных рубашках, но не не любить писателя Эдичку ну прям нельзя. И Эдичка жив и жить будет.

P.S. С нетерпением хочу посмотреть фильм Хаски.

====

На самом деле человек в старости не болеет, а подвергается нападениям смерти. Она его кусает, душит, сдавливает своими клыками, порой отступает, затем опять наваливается.

Человеку представляется, что это очередная болезнь. Но это не болезнь, это смерть его выкручивает. Она хочет своего, пришла ему пора обратиться в другую форму. Ах, как он не хочет, он же к этой привык!

Отдай, дурень, это тело! Тебе оно будет ненужным более. Ты перейдёшь к более высоким формам жизни (или к более низким, или к ничему).


Опус Сатоси Кона

Неплохая мета-манга, матрешка от создателя аниме Паприка Сатоси Кона, a nesting doll inside a nesting doll inside a nesting doll. Здесь нет, конечно, той глубины и накала повествования, как у классиков жанра типа Осаму Тезука – но, в целом, весьма и весьма ничего.

Присмотрюсь к другим книгам издательства Alt-Graph, которое взвалило на себе нерентабельное бремя печатать мангу. Хм


Манарага Владимира Сорокина

Не самая мощная книга Сорокина, но все ж ничего, эдакий короткий типический для автора фантасмагорический экзерсис на тему конца литературы, Fahrenheit 451, рукописи горят и все такое. Вспышки и всполохи тревожного будущего. Тьфу-тьфу-тьфу, лишь бы большинство его предсказаний не сбылось, ох.

Конец оживляет, отличный, да. Now, where are my fleas?

======

В полночь самолет ждет дозаправка в Санкт-Петербурге, красивом городе, построенном царем Петром на костях русских крестьян. Блоха сообщает, что крестьян в то время целыми деревнями сгоняли, вываривали в огромных котлах, кости дробили, мололи в муку, добавляли образовавшийся во время варки клей, гальку и получали так называемый русский бетон. Из этих бетонных блоков сложен фундамент Санкт-Петербурга. И надо сказать, город стоит до сих пор.

 


Овраги. Девять дней в Санкт-Петербурге Филиппа Жирара

Видимо, слава Guy Delisle не даёт многим спать. Овраги – это затертая копия пхеньянского травелога, девять ничем не знаменательных и бледных дней путешествий квебекского автора комиксов по хипстерскому Питеру.

Прочитать за полчаса и забыть.

 

 


Балабанов Марии Кувшиновой

Прекрасная короткая посмертная биография лучшего российского режиссёра – что удивительно, лучшего и в 1990-х, и в нулевых.

Конечно, как любая книга, вышедшая после смерти своего главного героя, она склонна придавать определенным событиям новые значения, а некоторые весьма очевидные факты и просчеты наполнять иным, позитивным смыслом – но это не делает её ни на грамм хуже.

Для меня Балабанов – гениальный певец 90х, своим первым Братом и Про уродов и людей (надо признать, что Замок был довольно скучен) приоткрывшим мне глаза на российское авторское кино, которое я к тому времени считал откровенно сдувшимся и не пережившим распад СССР. И да, я, черт возьми, не смотрел Счастливые дни, что, видимо, мне предстоит в ближайшее время исправить.

После конца девяностых, я считаю, у Балабанова началась череда ужасающего трэша – всенародно любимый Брат 2 и Война, какие бы новые смыслы сейчас не придавай им (а книга написана и после Болотной, и после Донбаса, в 2015 году) – это кино осталось в памяти как имперское, с позолоченным гербом, full of bigotry – я не уверен, что сейчас, даже после дифирамбов Кувшиновой, я захочу пересмотреть их.

После всей этой имперскости, народной любви и злого пафоса, я, признаюсь, тогда списал Балабанова в утиль. Продался и сдулся, да. Поэтому гениальные (в определённом смысле) Жмурки и по моему вкусу посредственный Мне не больно я посмотрел уже в самом конце нулевых. К тому же, фактор наличия в них сильно не любимого мной Михалкова не позволял мне даже думать о том, что это кино нужно или хотя бы можно смотреть.

Вышедший в 2007 году Груз 200 списал и простил всё, всё расставил на свои места. Я до сих пор считаю, что это безусловно лучшее кино постсоветской России – и оно, нет, совсем не про 1985 год – оно максимально точно передаёт настроение в 2007-м.

Поэтому булгаковский Морфий я уже ждал с нетерпением – и он, признаюсь, оправдал мои ожидания на 100% – и после него, покрытый новой (уже моей собственной) позолотой гения, Балабанов мог снимать что угодно.

Кочегар оставил меня равнодушным – видимо, я просто не люблю Дидюлю – а вот от Я тоже хочу повеяло вечностью – как гранитным памятником с выгравированной надписью от потомков, так и затхлым дыханием смерти. Мог ли Балабанов так тонко чувствовать свой надвигающийся конец, непонятно. Безвременно умерший в том году же году, что и Балабанов, мой товарищ СБ говорил, что это воистину лучшее кино.

В целом, назад от Балабанова обратно к книге – это прекрасная форточка за рамки кинокадра формата 4*3 или 9*16, краткий взгляд внутрь мира ушедшего художника. И хоть я всю жизнь читал Искусство кино, а не Сеанс, эта биография от питерского Сеанса, найденная мной случайно в книжной лавке нового Гаража – превосходная короткая книга. Не для всех, конечно – но для меня, точно.